Мельников-Печерский Павел. П. А. Мельников (Андрей Печерский): краткая справка
Мельников Павел Иванович - выдающийся беллетрист-этнограф, известный
под псевдонимом Андрей Печерский. Родился 22 октября 1819 г. в Нижнем
Новгороде, где отец его был начальником жандармской команды. В 15 лет
Мельников окончил нижегородскую гимназию, а в 18 лет был кандидатом
словесного факультета Казанского университета. Его оставили при
университете для приготовления к кафедре славянских наречий; но на одной
товарищеской попойке он так "увлекся", что был предназначен к отправке в
Шадринск уездным учителем и только в виде милости получил место учителя
истории и географии в пермской гимназии. На каникулах Мельников ездил на
уральские заводы, сближался с народом и знакомился с народным бытом, "лежа
у мужика на палатях". Часть своих наблюдений он поместил в "Отечественных
Записках" 1839 г. ("Дорожные Записки") и с тех пор становится довольно
деятельным сотрудником журнала Краевского и его "Литературной Газеты"
(статьи по истории и этнографии, переводы из Мицкевича, неудачная повесть в
стиле Гоголя - "Эльпидифор Васильевич"). В 1839 - 46 гг. Мельников был
учителем истории в нижегородской гимназии. Педагогическая деятельность его
тяготила, и для рядовых учеников он был малоудовлетворительным учителем; но
в учениках даровитых он возбуждал жажду знания, и ему обязаны любовью к
истории два выдающихся русских историка - Ешевский и Бестужев-Рюмин. С
большей охотой променял Мельников учительство на место чиновника особых
поручений при нижегородском губернаторе; почти одновременно он был назначен
редактором "Нижегородских Губернских Ведомостей", в которых хорошо поставил
отдел разработки местной старины. Разыскания в местных архивах доставили
ему звание члена-корреспондента археографической комиссии. Предметом его
служебной деятельности были почти исключительно дела раскольничьи, очень
многочисленные в Нижегородской губернии. С раскольничьим бытом Мельников
был хорошо знаком с детства по Семеновскому уезду, где ему после матери
досталось маленькое имение. Через приятелей-раскольников Мельников доставал
старопечатные и рукописные богословские сочинения и скоро мог переспорить
лучших раскольничьих начетчиков. В его служебном формуляре значатся такие
отличия, как обращение в единоверие, путем собеседований, нескольких
раскольничьих скитов. Отчеты Мельникова по исполнению раскольничьих
поручений обратили на него внимание министерства внутренний дел; в
последние годы царствования Николая I он стал для центральной администрации
первым авторитетом по расколу. Меры, которые он в это время рекомендовал
правительству, отличались крайней суровостью; он предлагал, например, в тех
местах, где живут православные и раскольники, брать рекрутов только с
раскольников, а детей от браков, совершенных беглыми попами, отнимать у
родителей и отдавать в кантонисты. Обыски и выемки у раскольников он
совершал с ретивостью, даже по тому времени чрезмерной. В 1853 г. на него
жаловалась в Сенат жена его приятеля раскольника, Головастикова, при
внезапном ночном обыске в доме которой он не пощадил постели только что
родившей женщины, ища "запрещенных" икон и т. п. предметов. Новое
царствование застало Мельникова в Москве производящим ряд обысков в домах
раскольников, с целью изловить раскольничьих попов австрийской иерархии. От
Мельникова потребовались теперь услуги иного рода. Вновь назначенный
министр внутренних дел, Ланской , поручил ему составление всеподданнейшего
отчета за 1855 г. - и Мельников, следуя предначертаниям министра, в общих
чертах наметил главные реформы царствования Александра II. В ряде записок о
расколе, которые Мельников составил в конце 1850-х годов для министерства
внутренних дел и великого князя Константина Николаевича, он стоял за
широкую терпимость. Этот внезапный поворот породил разные нелестные и
упорно державшиеся слухи, которые нашли печатное выражение в Герценовском
издании, а в России - в "Доморощенных Набросках" злого Щербины ("Сочинения"
Щербины изд. 1873 г., стр. 355; ср. также Лескова в "Историческом
Вестнике", 1883, N 5). Дело объясняется, однако, гораздо проще. Даровитость
Мельникова была исключительно беллетристического свойства: он проницательно
наблюдал и изучал, но в сфере государственной жизни у него самостоятельного
суждения не было, и он следовал господствующему течению. - В "Современнике"
ряд рассказов - "Старые годы", "Медвежий угол", "Бабушкины рассказы" и др.,
- занявших в обличительной литературе первое место после "Губернских
Очерков" Щедрина. Особенно хороши "Старые годы": эта картина старобарского
самодурства до сих пор не утратила интереса, потому что нарисована с
истинно-художественной правдивостью и превосходно воспроизводит все детали
давно исчезнувшего быта. Менее интересен теперь "Медвежий угол", рисующий
виртуозность, до которой доходили в казнокрадстве инженеры; но в свое время
рассказ нашумел чрезвычайно и переполошил все ведомство путей сообщения.
Когда Мельников хотел собрать в одну книжку свои обличительные рассказы,
получился такой эффект, что цензура воспротивилась их появлению, и сборник
вышел только много лет спустя ("Рассказы Андрея Печерского",
Санкт-Петербург, 1875). В этом сборнике заслуживает внимания, между прочим,
рассказ "Красильниковы", напечатанный еще в "Московитянине" 1852 г. и
составляющий едва ли не первое, по времени, обличение "темного царства"
русского купечества. Переведенный на службу в Петербург, Мельников в 1859
г, с небольшой субсидией, стал издавать газету "Русский Дневник"; но этот
официозный орган, не имевший притом иностранного отдела, не пошел и
прекратился на 141 N. Затем Мельников составил 3 тома ценного секретного
издания: "Сборник постановлений, относящихся к расколу", и был наиболее
деятельным членом комиссии по собиранию материалов для
историко-догматического изучения русских сект. В 1862 г. вышли его "Письма
о расколе" (из "Северной Пчелы"). С назначением министром Валуева,
Мельникова, отчасти под влиянием разоблачений Герцена, стали
оттирать; в возникшей в 1862 г. официальной "Северной Почте", где Мельников
рассчитывал быть редактором, ему отвели второстепенное положение
заведывающего внутренним отделом. В 1863 г. ему поручено было составить
брошюрку для народа: "О русской правде и польской кривде", которая
продавалась по несколько копеек и разошлась в 40000 экземпляров. В 1866 г.
Мельников переселился в Москву, причислившись к Московскому
генерал-губернатору, и деятельно начал сотрудничать в "Московских
Ведомостях" и "Русском Вестнике", где поместил: "Исторические очерки
поповщины" (1864, N 5; 1866, N 5 и 9; 1867, N 2; часть отд.
Санкт-Петербург, 1864), "Княжна Тараканова" (отд., Москва, 1868), "Очерки
Мордвы" (1876, N 6 и 9 - 10), "Счисление раскольников" (1868, N 2), "Тайные
секты" (1868, N 5), "Из прошлого" (1868, N 4), "Белые голуби, рассказы о
скопцах и хлыстах" (1869, N 3 - 5) и многие другие. С 1871 г. Мельников
напечатал в "Русском Вестнике", "В лесах", в 1875 - 81 годы - продолжение
их, "На горах". Последние 10 - 12 лет жизни Мельников прожил, частью в
своем имении под Нижним, сельце Ляхове, частью в Нижнем, где и умер 1
февраля 1883 г. С появлением "В лесах" (М., 1875; СПб., 1881) Мельников
сразу выдвигается в первые ряды литературы. Его любезно принимал наследник
престола, будущий император Александр III; несколько раз он был представлен
императору Александру II. В 1874 г. Московское Общество Любителей Русской
Словесности праздновало 35-летний юбилей его литературной деятельности. "В
лесах" и "На горах", впервые познакомившие русское общество с бытом раскола
- произведения столь же своеобразные, как своеобразно их происхождение.
Мельников совершенно не сознавал ни свойств, ни размеров своего таланта.
Весь поглощенный служебным честолюбием, он почти не имел честолюбия
литературного и на писательство, в особенности на беллетристику, смотрел
как на занятие "между делом". Побуждение облечь свое знание раскола в
беллетристическую форму было ему почти навязано; даже самое заглавие: "В
лесах" принадлежит не ему. В 1861 г. в число лиц, сопровождавших покойного
наследника Николая Александровича в его поездке по Волге, был включен и
Мельников. Он знал каждый уголок нижегородского Поволжья и по поводу
каждого места мог рассказать все связанные с ним легенды, поверья,
подробности быта и т. д. Цесаревич был очарован новизной и интересом
рассказов Мельникова, и когда, около Лыскова, Мельников особенно подробно и
увлекательно распространялся о жизни раскольников за Волгой, об их скитах,
лесах и промыслах, он сказал Мельникову: "Что бы Вам, Павел Иванович, все
это написать - изобразить поверья, предания, весь быт заволжского народа".
Мельников стал уклоняться, отговариваясь "неимением времени при служебных
занятиях", но Цесаревич настаивал: "Нет, непременно напишите. Я за вами
буду считать в долгу повесть о том, как живут в лесах за Волгой". Мельников
обещал, но только через 10 лет, когда служебные занятия его совсем
закончились, приступил к исполнению обещания, без определенного плана,
приготовив лишь первые главы. Все возраставший успех произведения заставил
его впасть в противоположную крайность: он стал чрезвычайно щедр на
воспоминания о виденном и слышанном в среде людей "древлего благочестия" и
вставлять длиннейшие эпизоды, сами по себе очень интересные, но к основному
сюжету отношения не имевшие и загромождавшие рассказ. Особенно много
длинных и ненужных вставных эпизодов в "На горах", хотя редакция "Русского
Вестника" сделала в этом произведении Мельникова огромные сокращения. В
сущности ценны только первые две части "В лесах". Тут вполне обрисовались
почти все главные типы повествования: самодур, в основе честный и
благородный, "тысячник" Чепурин; вся в него дочь - гордая и обаятельная
Настя; сестра Чепурина, раскольничья игуменья Манефа, которая весь
сжигающий ее огонь страстей, после того как ей не удалось устроить свое
личное счастье, направила на то, чтобы возвеличить и прославить свою
обитель; незаконная дочь ее - огонь-девка Фленушка, отчаянная пособница
всяких романтических приключений, но, тем не менее, пожертвовавшая своим
сердцем, чтобы угодить матери. В первых же двух частях вполне определились
и отрицательные типы: корыстолюбивый красавец Алексей Лохматый, проходимец
и фальшивый монетчик Стуколов, его пособник - игумен Михаил и, наконец,
сладкогласный певун, ревнитель веры и великий начетчик Василий Борисович,
то и дело убегающий с девками в кусточки, с благочестивым возгласом: "Ох,
искушение". К характеристике всех этих лиц остальные две части "В лесах" и
"На горах" решительно ничего не прибавляют. Интерес новизны представляет
только семья рыбопромышленника Смолокурова ("На горах"), нежного отца и
человека как будто совсем порядочного, но в торговом деле без зазрения
совести надувающего самого близкого приятеля. В первых двух частях "В
лесах" вполне очерчены и те картины быта, на которые Мельников такой
удивительный мастер: обеды, обряды, промыслы, гулянки, моления, скитская
жизнь, прения о вере; дальнейшие повторения всего этого очень утомительны.
Особенно скучны десятки страниц, которые Мельников посвящает переложению в
разговоры раскольничьей догматики. Зато первые две части "В лесах"
принадлежат к самым увлекательным книгам русской литературы. Они открывают
совершенно новый (теперь уже ставший достоянием истории), удивительно
колоритный мир, полный жизни и движения. Полудикие люди заволжских лесов в
художественном изображении Печерского возбуждают не только холодное
любопытство, но и самое живое участие. Сильнейшая сторона "В лесах" - в
прелести самого рассказа. Самая обыкновенная вещь - обед, прогулка, парение
в бане - превращается у Мельникова в увлекательную эпопею. Благодаря
долгому общению с народом Поволжья, Мельников до того усвоил себе народную
речь, что пользуется ей не только в разговорах, но и там, где идет
повествование от лица автора, при описаниях природы и т. д. Главный
недостаток последних произведений Мельникова тот, что Мельников взял только
казовую сторону жизни. Перед нами какой-то вечный праздник. "Тысячники" то
и дело задают баснословные пиры с десятками блюд; как парень - так
красавец, как девка - так краля писанная, и как парень увидит девку - так
сейчас у них пошла любовь, а в следующей главе уже раздвигаются кусточки и
следует ряд точек. Скитскую жизнь Мельников изображает только со стороны
сладкоедения и гулянок. Трудовой жизни Мельников почти не коснулся и один
только раз очень зло осмеял артельные порядки, которые он вообще терпеть не
мог, наряду с общинным землевладением. Строго говоря, "В лесах" и "На
горах" рисуют только жизнь богатых и разгульных "тысячников" и прикрывающих
мнимой святостью свое тунеядство и разврат скитников. Рассказы Печерского
не дают ключа к пониманию внутренней сущности такого огромного, глубокого
движения, каким является раскол. Почему эти столь жизнерадостные люди,
только и занятые едой, выпивкой и девками, так крепко держатся "старой
веры"? Есть же в психологии людей древнего благочестия какие-нибудь
духовные устои, дающие им силу для борьбы с гонениями. И вот их-то
Мельников и проглядел за пирами и гулянками, почему все великолепное
повествование его имеет значение только для внешнего ознакомления с
расколом. Полное собрание сочинений Мельникова издано М. О. Вольфом в 1897
- 98 годы и дано как приложение к "Ниве" 1909 г. (с пред. А. Измайлова).
Для биографии Мельникова имеют значение труд П.С. Усова , в "Историческом
Вестнике" (1884, N 9 - 12, переп. в изд. 1897) и сборник "В память
Мельникова" (Нижний Новгород, 1911); ср. также Лесков, в "Историческом
Вестнике" (1883, N 5); К. Бестужев-Рюмин, в "Журнале Министерства Народного
Просвещения" (1883, N 3); брошюру Н. Невзорова (Казань, 1883) и юбилейную
речь Иловайского, в "Русском Архиве" (1875, N 1); Венгеров "Источники", т.
IV. Разбор литературной деятельности Мельникова - и то не столько разбор,
сколько пересказ - дал один только Ор. Миллер Русские писатели после
Гоголя", 3-е изд., 1886).
Оригинальный текст книги: Библиотека Максима Мошкова.
|
