О потоки, кои зрели радости мои, Рощи и пещеры, холмы, все места сии! Вы-то видели тогда, как я веселился, Ныне, ах! того уж нет, я тех дней лишился...
&nb..
.. и она... она пришла вчера и она... это посылка, это посылкадля миссис... миссис Райл... и она выглядит, будто она пришла... Мэгг! - Малыш, что случилось? - Мэгг, Мэгг, Мэгг...
Если бы монолог Катерины был короче и притом без ключа, если бы от жалобы на свою горькую неволю она прямо перешла к решимости видеться с Борисом — сцена была бы несравненно естественнее и даже более удовлетворяла бы требованиям искусства.
Мы вполне согласны с г. Дараганом, поместившим в No 8-м "Русской газеты" разбор "Грозы",29 что г. Островский не дал никакого нравственного объяснения любви Катерины к такому лицу, как Борис Григорьевич. "Всякая любовь,— говорит г. Дараган,— должна иметь нравственное оправдание, даже такая любовь, как Катерины, имеющая главным источником невыносимое положение в семье, и такая любовь должна иметь оправдание в предмете, на который она обращена". И действительно, Катерина видала Бориса в церкви, да один раз у себя дома, когда он приходил к Кабановым с дядей своим Диким,— вот и все знакомство. Правда, при затворничестве женщин и этого достаточно, чтобы распалить страсть в наглухо закупоренной женщине. Но не перемолвившись хоть одним словом с предметом своей страсти, никакая Катерина не пошла бы прямо на ночное свидание с мужчиной, не зная даже, любит ли он ее или нет. В том быту, который представляет г. Островский, немало средств для любовных объяснений — существуют записочки, "подсылы", речи через подруг, но сношения во всяком случае начинаются со стороны мужчины. А то, что это такое? Варвара, закрывшись платком, не узнанная Борисом, велит ему прийти ночью в овраг. Борис не знает кто, и для свидания с кем звали его в овраг и приходит.— Нет, это не русские нравы! Тут что-то Италией, да и то не современной, пахнет. Право, недостает только маски, гондолы, хрустального кинжала, ломающегося в ране, отравленных колец и т. п.
Приходя в овраг, Борис еще не знает, для чего он пришел, и это прямо высказывает Кудряшу, а потом признается ему в любви к Катерине. Только Кудряш, опытный уже в любовных похождениях, наводит его на мысль, что его пригласила Катерина. На сцене выходит, что Катерина развращает молодого, невинного, неопытного юношу — конечно, г. Островский не хотел этого представить, да оно и было бы совершенно несообразно и с характером Катерины — тем не менее выходит так. Катерина приходит в овраг, и у нее с Борисом начинается следующий разговор:
Борис. Это вы, Катерина Петровна? (Молчание.) Как мне благодарить вас, я и не знаю. (Молчание.) Кабы вы знали, Катерина Петровна, как я люблю вас! (Хочет взять ее за руку.)
Катерина (с испугом, но не подымая глаз). Не трогай, не трогай меня! Ах, ах!
Борис. Не сердитесь!
Катерина. Поди от меня! Поди прочь, окаянный человек! Ты знаешь ли: ведь мне не замолить этого греха, не замолить никогда! Ведь он камнем ляжет на душу, камнем.
Борис. Не гоните меня!
Катерина. Зачем ты пришел? Зачем ты пришел, погубитель мой? Ведь я замужем, ведь мне с мужем жить до гробовой доски, до гробовой доски...
...— Это длилось четверть часа, быть может. В его вопросах не было ничего, относившегося ко мне. Спросив и дослушав обо всем, о чем хотел слышать, он, когда Панаев кончил последний ответ, молча пошел к двери, не подходя к ней, сделал шага два к той стороне — дальше двери,— где сидели Панаев и я, и приблизившись к моему креслу (против кресла Панаева) настолько, чтоб я мог ясно расслышать его шепот, сказал: "Пойдем ко мне". Я встал, пошел за ним. Прошедши дверь, он остановился; я понял: он поджидает, чтобы я поровнялся с ним; и поровнялся. И шли мы рядом. Но он молчал. Молча прошли мы в его кабинет, молча шли по кабинету, направляясь там к креслам. Подошедши рядом со мною к ним, он сказал: "Садитесь". Я сел. Он остался стоять перед креслами и сказал: "Зачем вы обратились к Панаеву, а не ко мне? Через это у вас пропало два дня. Он только вчера вечером, отдавая ваши рецензии, сказал мне, что вот есть молодой человек, быть может пригодный для сотрудничества. Вы, должно быть, не знали, что на деле редижируется журнал мною, а не им?" — "Да, я не знал".— "Он добрый человек, потому обращайтесь с ним, как следует с добрым человеком; не обижайте его; но дела с ним вы не будете иметь; вы будете иметь дело только со мною,— Вы, должно быть, не любите разговоров о том, что вы пишете, и вообще, о том, что относится к вам? Мне показалось, вы из тех людей, которые не любят этого".— "Да, я такой".— "Панаев говорил, вы беден, и говорил, вы в Петербурге уж несколько месяцев; как же это потеряли вы столько времени? Вам было надобно тотчас позаботиться приобрести работу в "Современнике"; Вы, должно быть, не умеете устраивать свои дела?" — "Не умею".— "Жаль, что вы пропустили столько времени. Если бы вы познакомились со мною пораньше, хоть месяцем раньше, вам не пришлось бы нуждаться. Тогда у меня еще были деньги. Теперь нет. Последние свободные девятьсот рублей, оставшиеся у меня, я отдал две недели тому назад ***".— Он назвал фамилию сотрудника, которому отдал эти деньги.— "Он" — этот сотрудник — "мог бы подождать, он человек не бедный. Притом часть денег он взял вперед...
