Самсон. Не от собак этого дома. Нет! Тут я на стену! Катай всех, и мужчин, и баб! Грегорио. И выходит, что ты плох. На стену залезают только трусы...
На наших женщин напали с двух сторон: во-первых, их раскритиковали в пух как воспитательниц; во-вторых, - как часть воспитывающегося и вырастающего молодого поколения...
Поляки пируют в Москве; вор Сапега обложил Троицу, а от нее далеко ли и до нас! Прогневали мы господ..
- Отчего ж это, мамынька?.. Чем же мы лучше их?..- спросила Настасья. - Тем и лучше, что хорошего отца дочери,- сказала Аксинья Захаровна.- Связываться с теми не след. Сядьте-ка лучше да псалтырь ради праздника Христова почитайте. Отец скоро с базара приедет, утреню будем стоять; помогли бы лучше Евпраксеюшке моленну прибрать... Дело-то не в пример будет праведнее, чем за околицу бегать. Так-то. - Да, мамынька...- заговорила было Настя,- нам бы с девушками посмеяться, на морозце поиграть. - Сказано, не пущу! - крикнула Аксинья Захаровна.- Из головы выбрось снег полоть!.. Ступай, ступай в моленну, прибирайте к утрени!.. Эки бесстыжие, эки вольные стали - матери не слушают!.. Нет, девки, приберу вас к рукам... Что выдумали! За околицу!.. Да отец-от съест меня, как узнает, что я за околицу вас ночью пустила... Пошли, пошли в моленную! Помялись девушки и со слезами пошли в моленную. - Ишь что баловницы выдумали!..- ворчала Аксинья Захаровна, оставшись одна и кладя меловые кресты над входами и выходами,- ишь что выдумали - снег полоть!.. Статочно ли дело?.. Сведают, что Патапа Максимыча дочери по ночам за околицу бегают, что в городу скажут по купечеству?.. Срам один... Просто срам... Долго ль девкам навек ославиться?.. Много недобрых-то людей... Как пить дадут - наплетут, намочалят невесть чего!.. И что им, глупым, захотелось за околицу!.. Чего не видали?.. Снег полоть, холсты белить!.. Да придется разве им холсты-то белить?.. Слава богу, всего припасено, не бесприданницы... А теперь, поди, у девок за околицей смеху-то, балованья-то что!.. Была и я молода, хаживала и я под Крещенье снежок полоть... Точим балясы до вторых петухов; парни придут с балалайками... Прибаутками со смеху так и морят... И чего-то, чего не бывало!.. Ох, согрешила я, грешница!.. А хочется девонькам за околицу... Ну, да им нельзя, хорошего отца дети; нельзя!.. Ох, девичья пора!.. Веселья все хочется, воли... Девоньки, мои девоньки!.. и пустила б я вас, да как сам-от приедет, как сам-от узнает... Тогда что ?.. В то время гурьба молодежи валила мимо двора Патапа Максимыча с кринками, полными набранного снега. Раздалась веселая песня под окнами. Пели "Авсень", величая хозяйских дочерей:
Середи Москвы Ворота пестры, Ворота пестры, Вереи красны. Ой Авсень, Таусень!..
У Патапа на дворе, У Максимыча в дому Два теремушка стоят, Золотые терема. Ой Авсень, Таусень!..
Как во тех во теремах Красны девицы сидят, Свет душа Настасьюшка, Свет душа Прасковьюшка. Ой Авсень, Таусень!..
... Девушка снова повторила свой вопрос: — Ты хочешь уехать? — Да, Надара, — ответил он, — я должен вернуться к своим близким, и ты должна поехать со мной. При последних словах ее лицо засветилось счастьем, но затем в глазах появились сомнение и страх. — Мне страшно, — сказала она, — но если ты хочешь, я отправлюсь с тобой. — Тебе нечего бояться, Надара. Пока Тандар с тобой, никто не обидит тебя. Пойдем, вернемся на берег, прежде чем яхта отплывет. Рука об руку они спустились с крутого склона, пересекли долину и через лес направились к океану. Надара шла тесно прижавшись к Тандару, она страшилась новой жизни в цивилизованном мире среди незнакомых ей людей. На краю долины, там, где начинался лес, они оказались в зарослях бамбука, правда, полосой не более ста футов в ширину, но таких густых, что даже в непосредственной близости в них невозможно было заметить ни одного живого существа. Оба нырнули в эти заросли, Тандар впереди, Надара позади, идя за ним след в след, скорее в силу привычки, поскольку за ними никто не гнался и не было нужды сбить кого-то с толку. Тропа, проложенная зверьми, была отчетливо видна. Но следы эти беспорядочно петляли и вели туда, где было легче пробраться сквозь заросли, разветвляясь и порой пересекаясь с другими следами. Так что расстояние в сто футов показалось Тандару и Надаре гораздо более длинным. Они уже почти достигли леса, когда тропа сделала внезапный поворот и Уолдо столкнулся лицом к лицу с огромным, похожим на медведя, человеком. На нем была набедренная повязка, а через плечо перекинута старая облезлая леопардовая шкура, только и всего. Жесткие косматые волосы падали ему на лоб. Маленькие, близко посаженные глазки при виде Тандара загорелись от ярости. С толстых губ сорвался свирепый вопль — боевой клич. Обычно, встречаясь на этом негостеприимном острове, чужаки, прежде, чем вцепиться друг другу в глотку, выкрикивали в адрес противника оскорбления и угрозы. — Я Тург. Я тебя убью! — прохрипел дикарь. А затем посыпались издевки по поводу происхождения Тандара и его предков...
